Отец и дочь...
" Моя дочь
Ей одиннадцать лет, начало неблагодарного для девочек возраста, как говорят. Я больше не держусь этого взгляда -- и я прав.
Высокая, тонкая, с большой головой и неопроделённого цвета волосами, но глаза!... О, эти глаза, её глаза!
Она не красавица и даже не хорошенькая. Она даже чуть-чуть дурна собой, но так умилительно!
Она образованна, она шьёт как фея, и знает свой катехизис, как ангел. Её первое причастие будет прекрасно -- как она сама!
Когда она глядит на меня, во всём моём существе воцаряется мир чистой совести, блаженный для христианина, -- это золотой взгляд генерала на солдата, который только что выказал себя молодцом. ( Лилиан Кози*...)
У неё серые глаза, и зрачки светятся, как острия стрел добрых канадских дикарей, которые ещё говорят на языке Фенелона и св.Викентия; ресницы громадные и чёрные, как крылья ворона, трепещут словно голуби, и в порыве дочернего поцелуя взлетают и парят, как эти птицы.
Какая жена из неё выйдет! И, вероятно, какая мученица, увы! -- по милости какого-нибудь нотариуса и его любовниц, и его сигар, и своего скрытного сердца, гордящегося жертвой!
К счастью, она никогда не существовала, и, вероятно, уже никогда не родится". (*Поль Верлен )
К счастью -- я родилась )) Я никогда не понимала, почему в детстве папа называл меня, вероятно, с некоторым юмором, Лилиан Кози. Кажется, это была какая-то известная балерина. Вот чего я не умею, так это танцевать )), но в детстве, совсем маленькой, до пяти лет, пыталась. И было, вероятно, очень смешно...
Но, я думаю, как у всякого тонкоорганизованного человека, художественной натуры, у моего папы бывали такие мысли, какие прекрасно выразил Поль Верлен... Такое яркое представление всего, что ожидает его будущее бесценное сокровище, тех страданий... конечно, неизбежных в жизни... что... легче отказаться от этих прекрасных дней отцовства ещё в самом начале... Но -- я повторяю, в противовес гениальным словам Поля Верлена -- к счастью, я родилась )), и была дочерью человека прекрасного, духовного, артистичного, великолепного музыканта. И одно это -- уже было счастьем.